Ли Гевару можно считать лицом сегодняшнего поэтического Севастополя. Её знают, её читают, её поддерживают (и ощущают поддержку с её стороны), ей восхищаются, к ней тянутся и за ней идут. К вашему вниманию – подробный рассказ знаменитого автора о себе, о поэзии, о жизни, обо всём. Для начала узнаем: Ли Гевара или Алина Стародубцева?
С.Б.: Здравствуйте, Алина! Думаю, многие наши читатели хорошо знакомы с Вашим творчеством, но специально для тех, кто ещё не знает, расскажите, пожалуйста, пару слов о себе как об авторе и человеке. Просто как желаете себя презентовать.
А.С.: Здравствуйте, Святослав! А Вы гостей не щадите: первый же вопрос не так прост, каким кажется поначалу. Признаться, Вы заставили меня крепко задуматься.
Семь лет назад я сказала бы, что человек Алина Стародубцева и автор Ли Гевара – это одна персона, единая, как та Россия (просто называться псевдонимом этой персоне нравится куда больше, чем настоящим именем); года три назад – что это совершенно разные люди, причём Ли куда лучше Алины: Ли сильнее, Ли отважнее, Ли целеустремлённее, ярче и талантливей. Она, как и её однофамилец, – настоящий боец-революционер, и потому имеет больше прав на жизнь, чем Алина.
Год назад я уже хотела убить Ли. Убить по-настоящему: собрать все оставшиеся книги её стихотворений и триумфально сжечь их с музыкой и танцами, после чего опубликовать в Сети статью о том, что поэт Ли Гевара погибла в пожаре при загадочных обстоятельствах.
Сегодня же мне кажется, что она и сама зачахла, не дожидаясь столь жестокой насильственной гибели. И теперь человек по имени Алина Стародубцева повсюду таскает с собой рудиментарный отросток, эдакий бикфордов хвост с истёкшим сроком годности: и не загорится уже, а всё равно мешает. Путается под ногами, тянет своею тяжестью назад.
Так о ком же мне рассказать читателям этого интервью?
Если об Алине, которой я вновь понемногу себя ощущаю, вернувшись к истокам и осознав по достижении тридцати лет всю важность имени, данного родителями, – то это уже будет не про стихи и концерты: это про страхи и уязвимость, мечтательность и нерешительность, детские травмы и сказки, которые так и не дописались, любовь к компьютерным играм, фэнтези, кино, театру и всякого рода эскапизму, к своей профессии и новых её ростках, сирени, весне, разгорающейся в лето, к своим друзьям и семье, к морю и вообще воде.
Если о Ли – то она как раз боится воды, предпочитая ей огонь, и любит осень, умирающую в зиму, больше зависима от людей, чем по-хорошему к ним привязана, зовёт себя рифмоплётом-аутопсихотерапевтом, практически лишена нежности, остра на язык, обладает неуёмными амбициями и определёнными талантами, однако ничего за всю свою жизнь так и не довела до конца.
И если рассказывать о ней сейчас – то это будет, скорее, некролог, оборванный на полуслове.
Выбирайте.
С.Б.: Вы из Севастополя. Расскажите, пожалуйста, о своём городе и о его поэтической сцене.
А.С.: У нас замечательный город. Не только потому, что он небольшой, спокойный и уютный, а скоро станет ещё уютнее (наблюдая бесконечный ремонт в центре, мы на это очень надеемся). Севастополь уже многие годы является крымской столицей театра и кино. Вы могли любоваться нашими локациями в таких известных всякому советскому и российскому зрителю фильмах, как «Бег», «Водитель для Веры», «Адмирал», «Девятая рота», «Служили два товарища»; прокатиться по Большой Морской на троллейбусе Женатого холостяка и ударить в знаменитый херсонесский колокол вместе с Буратино. А в ленте «Бегущая по волнам» и сериале «Исаев» снялась и я сама, но не ищите там моё лицо – вряд ли вам удастся найти его в массовке. И это ещё далеко не полный список фильмов. А два основных местных театра (русские драматические театры им. Луначарского и им. Лавренёва) неустанно радуют зрителей своими новаторскими постановками, и даже теперь, на самоизоляции, луначарцы регулярно проводят на своём канале трансляции спектаклей. Каково выкладываться на пустой зал, без энергообмена, без аплодисментов благодарной публики?.. Без средств к существованию, наконец… Даже представить себе не могу. А они это делают регулярно.
С поэтической сценой сложнее. Кроме меня, в городе есть человек шесть, пытающихся, как нынче модно говорить, «поднять её с колен». Это режиссёр, поэт и журналист Андрей Маслов, поэт Джон Барулин, председатель Севастопольского ЛИТО им. Озерова Надежда Матвеева, громогласный поэт-русофил и фотограф Константин Свиридов, воспеватель Крыма Тихон Синицын, который в прошлом году сделал у нас сольники Анне Долгаревой и Стефании Даниловой, и самая юная из организаторов Таня Михайлова: на её Литвергах (не путать с ЛитПонамиАрс-Пегаса) я снимала своё выступление для московской презентации первого сборника «Созвездие кита», а сама Таня в свою очередь в 2018-м году стала финалистом Всероссийского фестиваля молодых поэтов «Мцыри» и достойно представила в Москве наш город.
Но все их попытки расшевелить довольно ленивых по части поэзии горожан носят преимущественно партизанский характер либо же ограничиваются очень возрастной аудиторией, и даже печальная тенденция «поэты слушают поэтов» у нас представлена слабо – попросту потому, что самих поэтов очень и очень мало. При создании литературного журнала «ЛиФФт» мне пришлось буквально перевернуть наше поэтическое подполье вверх дном, чтобы разыскать хоть пару десятков толковых авторов. И специалисты, и читатели оценили тот выпуск журнала очень высоко, как и его презентацию, но, боюсь, на этом ресурс севастопольских талантов был исчерпан. Да и те стихийно разъезжаются по другим городам. У меня в отделении Союза литераторов России всего пять человек; шесть, если со мной. А единственный комфортный клуб, который всегда приветливо распахивал свои двери для поэтов и где я проводила почти все свои мероприятия, увы, закрылся.
Нет, не подумайте, что я жалуюсь! Даже десять хороших авторов, в числе которых есть и прекрасные музыканты, кстати, – это не так уж плохо, с этим вполне можно работать. Особенно учитывая, что пусть немногочисленная, но изголодавшаяся по живому творчеству публика действительно всегда охотно посещала мои концерты и презентации. Но делала я их крайне редко. Виновна. Нужно иметь очень много сил и здоровья, чтобы регулярно угощать людей новым интересным контентом, а у меня нет ни того, ни другого. Поэтому, если у нас в городе появится молодой креативный организатор, влюблённый в поэзию и жаждущий воскресить её на наших подмостках, – я встречу его с распростёртыми объятиями!
Тем более что у меня самой теперь появились иные увлечения, в которых, возможно, мне удастся лучше себя проявить. И поэзии места уже не остаётся.
По крайней мере, пока. Оставим здесь повисшее в воздухе многоточие.
С.Б.: Насколько в поэзии важна идейность? Любая: религиозная, политическая… Даже любовь ведь можно рассматривать как идею в некоторых случаях. Или нет?
А.С.: А действительно — что же такое есть идея?
Если отбросить сухую терминологию, сама идейность как понятие — это целая совокупность факторов (сказала я, отбрасывая сухую терминологию, ну да): вот есть некая мысль, идеал, в который мы убеждённо верим, и этому идеалу нужно следовать абсолютно во всех сферах своего существования неуклонно. Даже если это в чём-то неудобно, немодно или непонятно окружающими. Скажем, если я ношу крест и крашу яйца на Пасху, но при этом медитирую на Шестнадцатого Кармапу — разве могу я назваться идейным человеком? Вряд ли, но это неудачный пример. Давайте так: если в одной компании я буду цитировать Маяковского, а в другой всячески открещиваться от своей любви к поэзии из страха оказаться высмеянной и непонятой — несомненно, я облегчу себе социальное существование, но честно ли это будет?
И зачем тогда мне вообще нужны друзья, столь кардинально не разделяющие моих интересов?
Список можно продолжать до бесконечности, затрагивая и историю, и социологию, и политику, но тогда выйдет книга, а не ответ на вопрос интервью. Longstoryshort: получается, что идейность — это, в первую очередь, признак личностной целостности и верности себе. А обратная сторона этого — не что иное, как лицемерие.
И Ваш вопрос, стало быть, можно перефразировать так: должен ли поэт являться цельной личностью?
Мой ответ: к этому должен стремиться всякий человек, вне зависимости от рода его занятий.
С другой стороны, никто из нас не совершенен. И личностный поиск, изменение взглядов и вкусов, переосмысление парадигм — единственное, что есть в нас постоянного. А поскольку поэт говорит о себе, даже если буквально о себе не говорит, то поиск этот и метания неизбежно отражаются в его творчестве. Возьмите выдержку стихотворений любого автора по годам — и вы увидите наглядно, как под влиянием поиска и жизненных обстоятельств менялись его психология и мышление. Сегодня он уже совсем не тот человек, каким был год назад. Это не значит, что он лжёт читателям. Это значит всего лишь, что он меняется — как меняются и его читатели, параллельно с ним и вместе с ним.
И вновь иначе выглядит вопрос: должен ли поэт быть человеком?..
Вам ещё нужен мой ответ?
С.Б.: Как всё начиналось? Что Вас натолкнуло в своё время на активную творческую деятельность?
А.С.: Страх. Да, как ни странно: на активную творческую деятельность меня натолкнул именно страх.
Есть ряд вещей, которых я боюсь. Боюсь утратить способность мыслить, боюсь молчаливой темноты, боюсь разговаривать по телефону. Боюсь потерять родных или причинить им боль. Боюсь, что никогда не стану свободной. И ещё я просто в ужасе от мысли, что после меня не останется ничего хорошего и важного.
Может, миру и не нужно, чтобы я что-то там ему оставляла. Может быть, то, что я могу дать, — книги, музыка, кино — не более чем дополнительный мусор в огромной свалке творческих отходов человечества. И зачем добавлять сюда свою долю, если можно просто жить свою милую маленькую жизнь, незаметно, неузнанно — и потому незапятнанно?
Но почему-то тот же самый мир всё-таки дал мне возможность создавать что-то своё. Какие-то вещи, в которых я жива и которые нравятся ещё кому-то. И не выйдет ли так, что, когда я уйду, кто-то, кто встретит меня на той стороне, посмотрит на меня с укоризной и разочарованно произнесёт: «Просрала ты все мои подарки, дорогуша. Уйди с глаз моих»?
Я просто не смогу позволить себе уйти, не использовав то, что было мне дано. И даже если не получится — что ж, как там говорят врачи: мы сделали всё, что могли.
Бояться совсем неплохо, если боишься, но делаешь. Из этого хотя бы в теории может получиться что-то клёвое. Бояться и не делать — вот это не клёво. Совсем.
С.Б.: Можно ли говорить о влиянии других авторов(классиков ли, современников ли) на Вашу поэзию?
А.С.: Можно. Говорите.
А как без влияния? Никак. На нас влияет всё, что мы потребляем и пропускаем через себя. Все прочитанные книги и стихи, подслушанная музыка, увиденные фильмы, замеченные спектакли. Копится, копится, переваривается — и выдаёт результат.
Из конкретных имён, оказавших на меня самое сильное воздействие, могу назвать Генри Лайона Олди (общий творческий псевдоним писателей-фантастов Олега Ладыженского и Дмитрия Громова) и Константина Арбенина — лидера санкт-петербургской группы «Зимовье Зверей». На них я, можно сказать, ориентируюсь до сих пор. Не заимствуя, но видя перед собой некий эталон: вот на таком уровне я хочу писать. Вот такой русский язык если погибнет — случится непоправимое.
А буду ли я продолжать писать? И буду ли ТАК? Это уже совсем другая история, которая со мной ещё не произошла.
С.Б.: Насколько важны сегодня ЛитО? В каких состоите Вы? Расскажите, пожалуйста, о них и об их значении для Вас.
А.С.: Я состою в четырёх объединениях. В порядке вступления это Севастопольское литературное объединение им. Озерова, Союз литераторов России, творческое сообщество «DarkRomanticClub» и Международный союз поэтов. Четыре кардинально разные истории. От первой у меня есть корочка и славные воспоминания о начале моего серьёзного творческого пути, от последней — корочка, публикации в коллективных сборниках и совместные планы; романтики невероятно приветливо встретили меня в Петербурге, я бережно храню их парадную членскую ленту и в прошлом году побывала в составе жюри конкурса романтической поэзии (удивительный был опыт), а в Союзе литераторов мне сделали книжку и назначили аж прям целым председателем Севастопольского отделения. Это не говоря о двух сборниках «Созвездие кита», над которыми я провела немало времени, выправляя опечатки. Это я не жалуюсь, это я хвастаюсь — обожаю это дело, серьёзно. Из меня получился бы отменный редактор, если бы я не представляла свою жизнь несколько иначе.
И я бы не состояла ни в одном из четырёх обществ, если бы меня принуждали платить членские взносы.
Это, я считаю, беда нынешних ЛИТО и Союзов. По-хорошему их должно быть очень мало (в идеале — один Союз с отделениями по всей стране), их (его) должно финансировать государство, а вступать в них (в него) авторы должны только и исключительно благодаря своему таланту. Даже не заслугам: таланту. Заслуги, регалии, публикации — в этом как раз и должно помогать авторам само объединение. На деле же сегодня любой, кто написал пару неровных строк, может вступить в ту или иную организацию, лишь бы взносы платил. И даже тогда литератор всё равно предоставлен сам себе: книги, концерты, реклама — всё за свой счёт, своими силами. Необходимо быть не только хорошим автором, но и менеджером; не умеешь в менеджера — ну что ж, не повезло. Нет таланта к SMM — считай, пропал человек, погиб в груде более пробивного контента.
Союз литераторов России в этом смысле является приятным исключением. Взносы платить, к сожалению, необходимо — ведь иначе Союзу просто не на что будет печатать книги и организовывать мероприятия. Но если с деньгами совсем беда, а автор так хорош, что уж очень хочется его принять, то можно найти компромисс — вместо финансовых вложений такие ребята (и я в их числе) оказывают организации посильную помощь: где-то сборник отредактировать, где-то статью написать и так далее. По способностям, как говорится. Всё это происходит в атмосфере абсолютного доверия, дружелюбия, заботы о подопечных и, как итог, искреннего желания самих подопечных отплатить за добро добром. Кроме того, у нас функционирует устойчивая система поощрений в виде материальной помощи и ежегодных стипендий особо выдающимся молодым авторам. Такая поддержка, естественно, даёт дополнительную мотивацию творить. Свои проблемы у нас тоже есть, к сожалению, но с таким трудолюбием и подходом, я уверена, их решение — дело времени.
Международный Союз поэтов — ребята ещё совсем молоденькие, можно сказать, новорождённые, и каким объединением они станут — правильным ли, дружелюбным (вспоминается модное словечко «user-friendly») — зависит только от них. Пока что тенденция хорошая, и я не откажусь вести с ними какой-нибудь общий проект.
Ну а DarkRomanticClub — это совершенно неформальная некоммерческая история, держащаяся исключительно на крепком клее творчества и романтичной дружбы. К ней мои высказывания о коммерциализации Союзов никоим образом не относятся.
Что касается ЛИТО имени Озерова… Это классическое провинциальное литобъединение, по-своему очаровательное, но совершенно оторванное от времени, большой литературы и реальности в целом. Недочёты там вросли в почву творческого Севастополя такими мощными корнями, что проще, наверное, совсем спилить это дерево, чем лечить его. Однако именно озеровцы первыми поверили в меня, и, пожалуй, им я обязана всем хорошим, что случилось со мной как с поэтом с 2013-го года — ведь благодаря их вере, их поддержке и я начала доверять себе. Так что вместо тысячи слов просто скажу одно: спасибо.
Такой вот (не)маленький обзор.
С.Б.: Расскажите, пожалуйста, о Вашем Ордене Лигевароносцев.
А.С.: Орден Лигевароносцев — это моя большая гордость и неменьшая боль; история приобретений, потерь и переосмыслений. Её не хочется повторять, но и не вспоминать нельзя.
Название придумалось спонтанно в разговоре с московским поэтом Юлией Мамочевой: мы обсуждали, как я могла бы хоть немного заработать на своём творчестве при абсолютной невозможности устроиться на нормальную работу, даже удалённую (пробовала, никак). Так я создала в ВК сообщество, в котором планировала размещать свои произведения и контент друзей по поэзии и музыке за посильный донат. Этим живут многие авторы: всякий труд, если он хоть кем-то востребован, заслуживает благодарности. А поскольку профессии «поэт» в нашей стране нынче нет, то всем приходится выкручиваться в меру возможностей, включая и возможности интернет-технологий.
Сообщество начало потихоньку существовать в этом виде, но внезапная необходимость в срочной операции вынудила меня поменять концепцию: требуемые 600 000 иначе было не найти. Стихийно, пока я вела группу из-под капельниц, Орден Лигевароносцев превратился в целое творческое благотворительное движение: один за другим на историю откликались неравнодушные поэты и музыканты, организовывали концерты, а средства, вырученные за них, отправляли мне. Первой в списке стала Стефания Данилова, второй — Юлия Мамочева, третьей — Вера Сухомлин… За считанные недели количество мероприятий Ордена перевалило за дюжину и только продолжало набирать обороты. В финансовом плане, правда, всё было не так радужно, сроки операции мы упустили, но появилась возможность вместо этого попасть на реабилитацию: ялтинские специалисты готовы были взяться за меня почти экспериментальными методами.
Поэтому движение продолжило крепнуть и разрастаться. У меня голова шла кругом от того вихря событий, в который я попала, не ожидая такой степени сплочённости творческих людей. Трудно сказать, что принесло мне в итоге больше пользы: собранные средства или ошеломительная моральная поддержка. Лёжа бессонными ночами в кровати, я уже видела на потолке яркие цветные кадры великого будущего Ордена: вот сейчас как поднимем меня на ноги да как продолжим действовать во имя помощи уже другим людям как Всероссийское, а то и международное течение!..
За этими мыслями и планами, окружённая потрясающими, верными, талантливыми людьми, я совсем забыла, что в мире могут существовать люди иного сорта.
Вот в эти подробности мне, простите, вдаваться совсем не хочется. Как и чествовать негодяев упоминанием: достаточно я натешила их самолюбие слезами и нервными срывами, от которых, кажется, только теперь, спустя полтора года, потихоньку начинаю оправляться. Достаточно от их действий пострадали и другие, не только я: на счету ребят есть даже смерти.
Теперь я знаю, что такое настоящая травля и сколько ненависти, агрессии и жестокости можно порой обнаружить в человеческом создании; знаю, что личность можно смешать с грязью так, что она сама будет уверена, что не заслуживает иной участи; знаю, как тяжело потом отмываться от дерьма и слышать во снах хохот: так смеётся толпа троллей над твоей уязвимостью, над твоим несчастьем. Стоимостью этого опыта стала гибель Ордена Лигевароносцев.
Я так и не смогла пройти свою реабилитацию до конца. Нет больше крутых мероприятий и фестивалей, нет крепкого сообщества деятелей искусства: мы, как и прежде, — просто разбросанные по стране маленькие человечки, немного потерянные, в меру одинокие, как и все. Забавно сегодня писать это, понимая, что, не уничтожь Орден токсичная мафия, с приходом корона (вот этого самого, ну, вы знаете, самоизоляция) всё равно сделала бы это за них.
А может, и нет. Кто знает?
Но вот что я теперь, знойной осенью 2020-го года, знаю точно: люди, которые способны злонамеренно рушить чужие судьбы, в десятки раз несчастнее меня. Им никогда не узнать такой любви и преданности, не почувствовать на себе такой поддержки, не увидеть света, который каждый из нас, пусть разрозненных, по-прежнему носит в себе. Свет — не группа в социальной сети: его не заблокируешь, не запретишь. И питается он напрямую от сердца, а значит, будет жить до самого последнего удара.
Как поёт Верочка Сухомлин: «Спасибо вам, товарищ Тесла, вам, монтёр, спасибо всем, кто жмёт на выключатели — благодаря кому сияю до сих пор и не перегорела окончательно».
Вот поэтому я уже не могу ненавидеть тех людей с той же неистовостью, что прежде. Не могу, правда, пока и сочувствовать им всем сердцем, но учусь этому и, как минимум, уже теперь искренне желаю им однажды проснуться и измениться.
А Орден… Я хочу снять о нём фильм. И пускай погибшее, это большое прекрасное дело обретёт заслуженное бессмертие.
С.Б.: Ваш читатель – это кто? Для кого пишет Ли Гевара?
А.С.:Ну надо же! Только-только окончила интенсивный курс маркетинга, думала отдохнуть – ан нет, и здесь спрашивают про целевую аудиторию моего проекта.
Шутки шутками, но вопрос и впрямь важный. Что есть поэт, как не своего рода творческий проект (поэкт, хе-хе), направленный на вполне конкретную аудиторию? На людей, которым почему-то должно быть интересно то, что вы делаете. И понять, кто они, эти люди, понять не обобщённо, а конкретно, увидеть лицо, улыбающееся вам, и спросить: «Кто ты, человек, читающий меня?» – пожалуй, та важнейшая задача, о которой мы так часто забываем, упиваясь потоками слов, хлещущими из нас на бумагу или в интернет.
Для кого, родные, хлещете-то?
9 из 10 поэтов ответят вам: я пишу для себя. 8 из 9 солгут.
Всякое творчество, поэзия ли, проза, живопись, музыка, — вечно голодный монстр, питающийся вниманием. Единожды родившись, плод вашей фантазии незамедлительно требует еды. Его крик столь громок и оглушителен, что вы не в состоянии терпеть эти адские муки — ваши с плодом на двоих — и скорее несётесь в Сеть. На охоту. Кушай, мой маленький, только смотри: ты должен понравиться людям.
Иначе не накормят. Иначе я писала – словно не писала. Бессмысленность и опустошённость – вот что ждёт любого автора, не встретившего благодарного отклика публики.
Такова наша реальность: сегодня отклик этот измеряется не столько регалиями и публикациями в сборниках и журналах, сколько количеством лайков. Оттого отчасти печатные поэтические издания уходят на задний план играть четвёртую берёзу слева. В этом наша катастрофа, но и огромное преимущество перед предками от литературы: когда ваша книга продаётся в книжных магазинах и киосках, это, бесспорно, приятно, но вы никогда не знаете, кто покупает её — если только не стать местным сумасшедшим, изо дня в день стоя в почётном карауле возле полки с вашим именем.
Лайки же и комментарии обеспечивают нам максимально тесную коммуникацию с читателями и облегчают поиск ответа на поставленный вопрос: кто же они такие.
Читатели Ли Гевары — это Люди, Которые Болят. Они знают, что такое потеря, пробовали на вкус страдание и видят мир со всеми его изъянами, без прикрас. Они учатся перестать молчать о своей боли, будь то личной или общественной, и потому им важно встретить кого-то, кто уже научился. А говорить вместе гораздо легче, чем в одиночку.
Поэтому каждого своего читателя я считаю в большей степени своим соавтором, нежели просто зрителем в стороне, и надеюсь, что однажды наши общие слова будут услышаны по-настоящему. Не только Теми, у Кого Болит, но и Теми, Кто Причиняет Боль.
С.Б.: Кстати! Ваше отношение к совместным проектам, сочинению стихов в соавторстве с кем-либо?
А.С.: Если же говорить о соавторстве не метафизическом, а самом что ни есть реальном, – это, как по мне, процесс весьма интимный, требующий полного взаимопонимания между людьми, умения ловить волну единой мысли и сливаться в ней сознаниями, образуя неделимое целое. Если хотите, для меня поэтическое соавторство — близость куда большая, чем половое соитие, и в этом отношении я бисексуал. Таких партнёров у меня за жизнь было трое, два мужчины и девочка, и я не уверена, что готова увеличить это количество. А вот повторить с ними — всегда с радостью. Поскольку, неохотно допуская к своей душе кого бы то ни было, я притом не найду ничего сравнимого с тем ощущением, когда слово другого человека становится эхом моего собственного, когда дописывается последняя строка запредельной взаимности и…
Впрочем, нет. Найду. Именно так снимается кино.
С.Б.: Насколько актуальна сегодня поэзия? Поэт – скорее лидер или аутсайдер?
А.С.:Поэзия – по крайней мере, в нашей стране – катается на американских горках: вверх, вниз, вираж, приехали. Через мгновение бесконечности — следующий поезд. Не забудьте пристегнуться, до финиша доберутся не все.
Последний такой вираж пришёлся на явление народу Веры Полозковой. Она стала первым из ряда так называемых сетевых поэтов, к коим принадлежу и я, и взрыв её сверхновой повлёк за собой рождение тысяч и тысяч молодых авторов, претендующих на «я тоже так могу». К сожалению, количество оказалось сильнее качества, почти обесценив само понятие современной поэзии: теперь чуть ли не каждый хоть что-то да пишет. Но успеха имени Полозковой (имея в виду популярность у массового читателя/слушателя, необязательно самостоятельно играющего в стихи) повторить никому из этой армии пока не удалось.
Посему — да, мы, пожалуй, аутсайдеры. В лучшем случае, отдельные представители – короли андеграунда. Маленькие концерты для своих, маленькие книжки в руках у подписчиков. Но выйдите на улицу, спросите у случайных прохожих: знаете ли вы Ли Гевару? Или Стефанию Данилову? Или Юлию Мамочеву?
Не спрашивайте, не надо. Я почти уверена, что именно вам ответят.
Тем не менее, история обожает повторения. И, быть может, уже совсем завтра кому-то из уже опытных или, напротив, новорождённых поэтов удастся покорить даже диджитал-эпоху.
Надеюсь, это будет не Оксимирон.
С.Б.: Алина, спасибо огромное за интервью! Напоследок поделитесь, пожалуйста, ближайшими творческими планами. Если, конечно, можно.
А.С.: В последнее время отчаянно не пишется. И виной тому не творческий спад и не бесплодная депрессия — напротив.
Помните, в самом начале моего долгого рассказа я говорила о разнице между Ли Геварой и Алиной Стародубцевой? Последняя слишком долго пребывала в подчинении у первой; и теперь, когда её длительный отпуск подошёл к концу, оказалось, что ей тоже ужасно хочется творить.
Вот только по-своему.
Это моя излюбленная притча: я искренне верю, что, если встать на свой настоящий путь, Вселенная сама начнёт устилать его возможностями; главное — не свернуть, не заблудиться.
Новый путь Алины Стародубцевой начался с идеи снять фильм про Орден Лигевароносцев. Вообще про творческих людей. Про ту самую боль и тот самый свет, о которых я столько говорила в этом интервью. Появился сценарий, который я полюбила настолько, что поклялась воплотить его на экранах во что бы то ни стало. Появилась бесплатная онлайн-киношкола, которую я окончила в этом году, получив сертификат фильммейкера и знания, которые прежде приходилось почти безуспешно ловить по статьям и книгам. Вернулись давно, казалось, потерянные люди. Вспомнилось, почему я когда-то столь же давно, две жизни назад, хотела стать актрисой… Целый новый дивный мир кино распахнулся перед маленькой закомплексованной девочкой Алиной, и вдруг оказалось, что в этом мире она совсем не лишняя.
Я приступлю к воплощению своих задумок сразу, как только появится на них время: прямо сейчас всё оно, почти целиком, уходит на работу заместителем директора онлайн-киношколы «Дебют» (да-да, той самой). Мы готовимся к новому запуску и приглашаем всех желающих стать нашими учениками — абсолютно бесплатно и исключительно онлайн, что так важно, когда обычные учебные заведения для тебя закрыты – может быть, по причине пандемии; может, из-за финансового положения. Или в вашем городе попросту нет киношкол.
А может, ваши физические возможности, как и мои, к сожалению, ограничены.
Хотите снимать кино вместе со мной?
P.S. Пока длилось это интервью, Ли Гевара всё-таки написала первое за полгода стихотворение и просила передать, что так просто она не сдастся: «Видимо, придётся как-то совместить две личности в одну, цельную. К чему и приступаю. Пожелайте мне обойтись без психотерапевта!..».
Святослав Белковский — специально для агентства особых новостей (on24.media).