Александр: Что делать в ситуации, если неверующие родители мешают верующему ребёнку-инвалиду посещать храм, встречаться с батюшкой дома или же, напротив, насильственно заставляют поститься, соблюдать правила, до которых внутренне ребёнок не дорос? В таком случае часто болезнь нарушает волю человека.
Отец Александр: Нет, болезнь не нарушает воли, она её ограничивает в чём-то, но, с другой стороны, мы всегда в чём-то ограничены и абсолютно свободны быть не можем. Вот я здоровый, а всё равно ограничен пространством, временем. У каждого человека — целый ряд ограничений, которые его сдерживают, это нормально. А в нравственном выборе человек всегда свободен. Добро или зло, да или нет – это всегда выбор. Нравственный выбор – это то, в чём человек свободен, как и Господь. Если, например, родители неверующие — не очень с их стороны разумно и правильно запрещать ребёнку верить и молиться, потому что он всё равно будет искать этот выход, и лучше избежать конфликта в семье и сохранить мир. Точно так же и другая крайность, когда родители верующие, и вдруг начинают навязывать, заставлять. С одной стороны, для ребёнка нужна и дисциплина, и понуждение, но, в разумных пределах. Крайности всегда не нормальны. Есть такая шутка, среди христиан: «Когда кто-то в семье становится великим постником – все остальные автоматически становятся великими мучениками».
Поэтому в данном отношении, конечно, опять же, нужна трезвость. Нужно разумно подходить и уважать выбор человека… как родителям неверующим уважать выбор ребёнка в отношении веры, так и верующим родителям тоже нельзя заставить ребёнка любить Бога, нужно научить любить. Если не получается – лучше дать время и усердно молиться. Понятно, что родители хотят ребёнку лучшего, родители порой в силу своего понимания стараются заставить ребёнка, считая, что это для него спасительно. Но опять, когда в норме – это приемлемо, а крайности всегда только хуже делают.
Александр: Молиться о смерти — грех? Представим, что человек мучается болями сутки напролёт, просит, чтобы всё закончилось, потому что обезболивающие не помогают (организм привык) — он грешит?
Отец Александр: Смотря как и о какой смерти — что подразумевается. Будет грешить человек, если станет не молиться, а обвинять Бога в своих болях. Это вроде тоже будет выглядеть молитвой, но это обвинение, выбрасываемое в лицо Богу, и человек будет жаждать смерти даже с помыслами: «Как бы самому мне прекратить эти страдания и мучения». Вот это грех. Если человек, со смирением принимая даже боли, будет просить Господа облегчить, пусть даже со смертью, но облегчить его страдания, полностью полагаясь на Бога, в этом греха нет.
Александр: То есть если он, например, говорит: «Господи, я устал» ?..
Отец Александр: Ну а почему не сказать: «Господи, я устал»? И в то же время со смирением продолжать нести, потому что Господь знает. Неужели Он не знает, что мы устали? Он знает всё, что в нашем сердце. Поэтому здесь нужно научиться доверять Богу. Почему бы не сказать? Мы же говорим родителям: «Мам, я устал, вот я сяду отдохну». Почему Богу не сказать, даже если Он знает это? Пусть, как маленький ребёнок, может даже, и поплакать: «Ну, вот ты видишь, Господи? Я совсем страдаю». Конечно, Господь видит, знает, и любит, и облегчит. Иногда это нужно нам самим, чтобы у нас было понимание, что Бог рядом. Как бы ребёнок ни знал, что мама рядом, но ему все равно хочется подбежать, уткнуться к матери в плечо, чтоб она его погладила, сказала слова утешения. Даже пусть боль сразу не станет меньше, но она уже облегчится, потому что он почувствует маму ее любовь. И вот Господь тоже даёт человеку проявить эту возможность — поплакать, попросить, сказать Ему: «Мне больно, я устал». Да, поплачь, разве это плохо? Каждый человек нуждается в возможности открыться, тем более Богу. Но это возможно только тогда, когда ты воспринимаешь Бога как Отца. А если ты воспринимаешь Бога как жестокого судию – тогда ты не будешь просить. Ты будешь плакать, но со злобой, обвинять Его: «Сколько могу я терпеть? Ты видишь, я слабый. За что ты мне все это даешь?» — и так далее. То есть начнутся обвинения Бога, вот это грех. Это уже не смирение, это злоба. Это уже озлобление, даже против Бога. А там недалеко и до мыслей о суициде.
Александр: Если человек искренне пытался создать семью много лет, на больных ногах изъездил все святыни, какие мог, но не вышло, и он живёт с девушкой вне брака — это блуд? Бог не станет входить в его положение и прощать?
Отец Александр: В твоем вопросе уже присутствует некоторая нелогичность: если он не может создать семью, то почему он уже сейчас живёт с девушкой? Если он живёт с девушкой – почему он с ней не создаст семью? Если он встречается, живёт с девушкой – так почему не поговорить и не создать семью? А если он удовлетворяет свою похоть – то это уже другой вопрос. Это грех, это блуд. Тогда зачем ты живёшь с этой девушкой, если ты не хочешь создать с ней семью?
И иногда вопрос не в том, что человек – инвалид или не инвалид. Вопрос в том, что когда он искренне хочет создать семью и ищет любовь, а не удовлетворение похоти, то Господь посылает. Необязательно изъездить весь мир, иногда можно сидеть дома и встретить того, с кем может выстроиться любовь. Всё в руке Божьей.
Важно, о чём человек просит: о любви или об удовлетворении страстей? Болезнь не даёт повода оправдывать себя в грехах.
Александр: А брак без венчания Церковь признает?
Отец Александр: Что подразумевать под словом «брак»? Церковь признает любой брак, если он законен. Если в светском обществе мужчина и женщина дают обещание друг другу перед обществом, что они муж и жена, принадлежат друг другу. Формы могут быть разными, но Церковь уже признает этот брак.
Если оба супруга верующие, то, естественно, как христиане, они должны, перед собой в первую очередь, взять благословение Божье на этот брак, войти в таинство. Потому что брак — это не просто сожительство, это таинство союз двух людей мужчины и женщины, двух любящих сердец, которым Господь чудесным образом даёт благодатные силы для созидания семьи, малой церкви. Почему семью называют малой церковью? Потому, что Господь говорит: «Где двое или трое соберутся во имя Мое, там и Я посреди них». В данном случае под третьим подразумевается появившийся ребёнок, а ни в коем случае не шведская семья, именно брак между мужчиной и женщиной. Другое – это всё не брак, другое – это всё сожительство, причём греховное. То есть, когда «мне удобно – я с тобой поживу», а завтра — мне неудобно – пойду другую найду». Вот это сожительство греховное, это называется блудом.
А законный брак — да, пусть он языческий, пусть он в светском государстве, неважно в какой форме того социума, в котором он принят, но это союз мужчины и женщины, засвидетельствовавших всему сообществу, что они вместе, одно целое, муж и жена, семья. Клятва верности, кольцо как символ — у папуасов вообще в нос кольцо вставляется — какая разница? Более того, в православной церкви есть практика: когда принимает крещение сразу семья, супружеская пара, то они потом не венчаются, потому что через таинство крещения освящается их брак.
Александр: Понятно, что Церковь — не собес, но всё же какую социальную помощь может получить инвалид в храме? Попечение сестричества милосердия, что-то ещё? Ведь есть же социальное служение.
Отец Александр: Социальное служение Церкви есть, но это зависит конкретно от тех приходов, куда ходит человек-инвалид, какая социальная деятельность ведётся в этих приходах, в одном — могут кормить обездоленных, в другом – сестричество милосердия, оказывает помощь в больницах. Где-то это есть, где-то храм маленький и не ведётся конкретно социальное служение. Где-то есть целевая деятельность… вот, например, есть священник, который служит для глухонемых. Целое направление есть, когда священники изучают язык жестов для того, чтобы совершать литургию для тех, кто не может слышать.
Александр: Насколько храмы приспособлены для людей с инвалидностью?
Отец Александр: Опять же, по-разному. Есть, например, современные храмы, в которых в проект изначально заложены пандусы, подъёмники, электрические подъёмники. Есть старые храмы, где это не предусмотрено, где нет такой возможности даже сделать сейчас. Вот у нас, например, приходит один человек на коляске, у меня прихожане его на руках по ступенькам поднимают в храм, после службы опускают. Ну, нет пандуса в храме, и сделать мы его пока не можем, потому что идёт реставрация и само здание — памятник архитектуры. То есть без определенных проектных изменений, разрешений даже такую вещь, как пандус, мы сделать не можем.
Нет, это ситуация, когда сначала восстановить, а потом добиваться разрешения. Конечно, вопрос решается, но как долго и какими способами – это уже другой вопрос. А кто-то бы и рад пандус сделать, вроде и возможности есть, а маленький бедный приход не может финансово потянуть.
Миссионерство
Александр: Что делается для миссионерства среди инвалидов, ведь с каждым годом их всё больше. Мало поставить пандус, нужно пригласить людей в храм.
Отец Александр: Я думаю, что это вопрос лично к каждому христианину, здесь не вопрос к церкви. Церковь своим делом повсеместно занимается. Инвалид, не инвалид — она несёт Слово Божье через богослужение, через проповедь, через деятельность христиан. А дальше, как мы это слово несём и распространяем, — уже вопрос к христианам.
Поэтому, когда спрашивают, как в церкви идёт миссионерство в отношении тех или иных, – это вопрос некорректный, неправильный. Миссионерство заложено в церкви уже тем, что там звучит Слово Божье, всё. А как мы — христиане — те, кто составляет церковь, это Слово несём в мир, — вопрос индивидуальный. Вот если ты спросишь меня лично: «Отец Александр, а как ты несёшь миссионерство среди инвалидов?» — я честно скажу, что никак. Ты пока один из первых инвалидов, с кем я вот так вживую общаюсь».
А есть батюшки, которые, как я уже сказал, язык жестов учат, вот они занимаются миссионерством. Прихожане наши, которые инвалида на коляске поднимают в храм на руках, – вот они занимаются миссионерством.
Александр: Как Вы относитесь к нетрадиционным формам миссионерства? Допустим, есть музыкальное направление такое — Black Metal. Оно традиционно антихристианское. Но сейчас от него откололся целый поджанр: Unblack. Музыканты играют фактически тот же блэк-метал, но во славу Христа.
Отец Александр: Нормально отношусь. Если человек искренне считает, что он через это несёт Слово Божье – ну, пусть попробует. Ведь не по словам, а как Господь говорит, «по плодам их узнаете их». Вот посмотрим, поживём — увидим. Чтобы были плоды – нужно время.
Я, как ребёнок 90-х, вырос на «Чайф», «ДДТ», «Наутилус». Был и ряд зарубежных групп: «Rolling stones», «Led Zeppelin», «Агата Кристи» и т.д. После прихода к вере я не оставил эту музыку, но у меня появилась и другая. Я понимаю, что и с такой музыкой я могу поспорить в чём-то, а в чём-то согласиться.
Это личное увлечение человека. Если он готов через свою музыку нести Слово Божье – ну, пожалуйста, пусть попробует, а по плодам увидим. Получилось? Слава Богу. Не получилось – ну, извини, брат, не вышло.
Например, я художник, православный художник. Но это же не значит, что я должен иконы в каком-нибудь кубизме рисовать. Да, кто-то может подумать – как необычно, какие интересные люди – христиане, а кто-то подумает, что они там все сумасшедшие, и это уже антимиссионерство будет. Потому вновь говорю – по плодам смотреть надо. А как попытка – да, конечно, пожалуйста.
Александр: Как вы относитесь к закону о защите чувств верующих? Многие говорят, что тогда по справедливости и атеистов защищать надо и всех поголовно.
Отец Александр: Согласен. Я даже считаю, что вот этот закон о защите чувств верующих очень неконкретный и некорректный, потому что сюда можно подвести, что угодно. Ну, скажем так, я не законодатель и не участвую в этом, но лично моё размышление: я считаю, что всё-таки этот закон нужно немножко переформатировать и сделать его нравственным. Например, не о защите чувств верующих, а защитить в принципе общество от нравственных нарушений и искажений. Так, под эту ответственность должны подпадать подростки, которые оскверняют вечный огонь как память о погибших воинах в Великой Отечественной войне. Не важно, подростки или кто. Потому что есть нравственные моменты, по которым мы живём в обществе, которые нельзя нарушать, согласен ты с ними или не согласен.
Ношение свастики. Оно не оскорбляет чувств верующих, оно оскорбляет тех людей, которые погибли, положили свои жизни за свободу нашей страны. Мало ли что свобода: «А я хочу и ношу», — носи, что хочешь, но не обижай других, кому это неприятно, кому это претит.
Но опять же, другая крайность: я крест надел, а кто-то скажет, что его это оскорбляет. Ну, поэтому мы, по идее, крест и не напоказ, конечно, должны носить. Хотя я, как священник, – это уже служение и миссионерство – могу идти по городу, и я не должен подвергнуться наказанию из-за того, что какой-нибудь иеговист вдруг оскорбился моим видом. Потому что я ж не оскорбляюсь видом имама, который в чалме идёт по городу. Меня это не оскорбляет, это его выбор, он не нарушает нравственности. А вот мусульманина, который сбивает крест с храма, нужно призвать к порядку. Или христианина, который вдруг начал грязью двери мечети пачкать. Вот это уже нарушение нравственности, нарушение тех норм в обществе, в котором мы живём. За это нужно призвать к ответственности, потому что чувства верующих заключаются в их свободном выборе, их взглядах.
Пожалуйста, хочешь ты плясать в Балаклаве, где угодно – пляши, это твоё дело. Но не лезь на памятники, не лезь в храм. Это оскорбляет чувства верующих. Ну, пляши на сцене, твоё право, если тебя туда пустят. Ну, не пустят – выйди на общую площадь, в сквер, где для всех доступ, и пляши, сколько хочешь. Вот это уже оскорбление чувств верующих, когда идёт посягательство на атрибутику, на святыню. Ну, это всё равно что «хочу я ходить голым!» — да ходи на здоровье. А нет, я приду к тебе домой и буду у тебя ходить голым», ты скажешь: «Слушай, ну ты либо оденься, если ты в гости пришёл, или ходи где-нибудь вон там, где угодно, но не у меня дома». Или хочет кто-то матерщину выкрикивать? Да, пожалуйста, только не у меня дома. И не так, чтоб мои дети это слышали.
Есть же какие-то нормы, которые мы не должны нарушать, потому что они нарушают свободу других. Потому, говоря о своей свободе, мы должны помнить, что нельзя нарушать свободу другого.
И вот этот закон о защите чувств верующих, он тоже должен подразумевать и корректно выглядеть в данном отношении. Точно так же он должен защищать и чувства мусульманина, и чувства буддиста, и чувства атеиста в том числе, да. Если я приду домой к атеисту или там в зал ЦК КПСС и начну размахивать крестом – то с моей стороны — это будет не миссионерство и не мученичество. Это будет глупость! Которая нарушит их чувства. А вот когда коммунист ко мне в храм придёт, и я расскажу ему о Христе – это будет другой вопрос.
Нет, конечно можно пойти к коммунистам или ещё куда-то, если тебя туда поведут насильно и проповедовать Слово Божие, но нужно быть готовым к мученичеству – это раз, а второе –быть неагрессивно настроенным и способным простить им «не ведают бо, что творят».
Я должен своей жизнью, своим добрым словом, своей любовью свидетельствовать о Христе, но никак не агрессией, никак не требованием. Как в Исламе, очень часто приезжают в другую страну и требуют (в Европе сейчас ряд случаев), чтобы женщины прикрылись, при этом оскорбляя их. Видимо, у них положено, чтобы полностью в хиджабе ходили, в длинных платьях, а в Европе женщины ходят в коротких платьишках.
Ну, принято в этом обществе так, ну, что теперь? Я не говорю, правильно это или неправильно, хорошо или плохо. Но я считаю, что со стороны мусульманина требовать исполнения порядков, которые приняты в его обществе, в том обществе, куда он пришёл как гость, – это безнравственно. И вот здесь закон должен защитить чувства той женщины, чтобы вот эта навязчивость мусульманина или христианина не нарушали её свободу.
То же самое в отношении Европы, как они навязывают большинству общества считать нормой взгляды нетрадиционно ориентированных людей, скажем так, в плане сексуального просвещения. Заставить людей воспринимать их такими какими они видят себя сами. Как они отстаивают свою свободу, забывая о том, что нарушают свободу других. А я не хочу. Моя свобода в том, что я не признаю это нормой, я считаю это грехом, извращением, и уж тем более не хочу, чтобы мои дети были воспитаны или им навязывались вот эти взгляды. Ну, вы хотите там мальчики с мальчиками, девочки с девочками – это ваши проблемы, ваша жизнь, ваша свобода, но не лезьте ко мне. Точно так же, простите, если это в Священном Писании названо грехом – я и буду называть это грехом, Содомским грехом. И как ты его ни малюй, как ты ни говори: «Мне нравится, это моя свобода», — ну, пожалуйста, это твоя свобода – делай, как хочешь, но грех остаётся грехом. И не важно, где он: в миру ли, в церкви ли – в любом обществе он остаётся грехом, и он не может стать нормой, нравится это кому-то или не нравится.
А вот когда люди считают, что это нормально, а если я традиционно мыслю – это ненормально – простите, тогда давайте определимся в обществе, что есть норма. А если общество утверждает, что всё-таки – это норма – тогда давайте защищать права меньшинства — тех, кто считает, что норма — всё-таки традиционно. Смеюсь я, конечно, но так и есть.
Александр: Что вы могли бы сказать в ободрение нашим читателям, людям с ограниченными возможностями здоровья?
Отец Александр: Я скажу не только людям с ограниченными возможностями, я скажу всем: сейчас завершился Великий пост, прошла Пасха, ко мне многие прихожане приходят, жалуясь, что вот заболевают. Я говорю: «Не переживайте, мы все умрём», — но, чтобы было оптимистично… тогда как апостол Павел сказал: «Кто умер со Христом – со Христом и воскреснет». Поэтому Христос Воскресе – это самое главное, Он победил смерть, значит, и мы вместе с Ним можем преодолеть смерть и воскреснуть для вечной жизни. А там не важно, больной ли, не больной, с ограниченными возможностям или нет. Там, у Бога, мы все будем с неограниченными возможностями.
Александр: Спасибо вам большое!
Отец Александр: С Богом!
Беседовал Александр Меркушев
специально для Агентства Особых Новостей (on24.media).