У Бога более широкое и глубокое понимание здоровья.

Александр: Почему соборование, таинство исцеления церковного не всегда помогает? Ведь в послании ап. Иакова нет слова «возможно». «Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь».

Отец Александр: Да. Всё верно. А мы всегда соответствуем полноте смысла этих слов? Мы все приходим с такой верой? Мы хотим чуда, но «молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь». Восставит – не всегда в буквальном смысле на ноги, восставит иногда и духовно, восставит не только для временной, но и для вечной жизни. Опять же, по молитве веры. И бывает много таких чудес, значит, это зависит от целого ряда факторов. От веры болящего, от веры пресвитеров, которые совершают молитву, и от того, в каком смысле на данный момент Господь считает восстановление человека необходимым. Это может быть восстановление не телесное, а духовное. А может быть и телесное. И мы знаем много случаев, когда действительно еле до храма доходили, после соборования выздоравливали. А иногда выздоравливали духовно.
В традиции церкви были периоды, когда соборовали практически перед смертью, потому что молитвы соборования в первую очередь направлены на выздоровление духовное, ну и телесное — да, но духовное первостепенно. Поэтому здесь нельзя воспринимать буквально: «А я вот пособоровался, меня маслицем помазали, а у меня тут чирей не прошёл, и бегать я, как козлик, не стал», не всегда так. У Бога — более широкое и глубокое понимание здоровья.
У нас же часто, как идут собороваться? «Меня кто-то сглазил, тут я болею, тут я чихаю…» — и большинство идёт зачем? За чудом. «Вот я сейчас помолюсь, и будет мне хорошо телесно», Человек часто и не собирается меняться — но тот, кто действительно с верой идёт, – получает. И духовное выздоровление, и телесное. Нужно понимать, что таинство нам дано, чтобы мы очистили свою душу, изменились внутренне, в первую очередь. А внешнее – следствие внутреннего.

Александр: Обязательно ли инвалиду носить крестик, если есть риск травматизма (зацепит больными руками, верёвочка запутается – задушится, поранится – в таком ключе)?

Отец Александр: Если ты крестик вешаешь на шёлковую веревку или парашютную стропу, чтобы не порвалось, – ты можешь причинить себе вред. Крест – это не просто символ нашего спасения, это знамя победы над смертью, это оружие победы над смертью, которое дал нам Господь. Мы крест носим как свидетельство того, что мы христиане. Поверь, я в своей практике, 25 лет в сане, не знаю случая, чтобы младенец или инвалид запутался в крестике и причинил себе вред, никогда о таком не слышал. Разумно надо подходить: не надо вешать пудовый крест на золотую цепь в несколько пальцев толщиной, чтобы не повредить позвоночник. Достаточно небольшой аккуратный крестик, на тонкую вполне прочную ниточку, которая в случае экстремальной ситуации легко порвётся, вот и всё. Разумно подходить – и всё. А то, что инвалиду – не инвалиду, младенцу или нет – если я — христианин – я ношу крест.


Александр: А допустимы ли аналоги? Например, в эфиопской церкви делают татуировки вместо нательного крестика.

Отец Александр: Есть такое, да, а копты на руке делают татуировку как свидетельство своей принадлежности к христианству. Это особенности условий жизни отдельных народов. У нас в России не принято колоть наколки в виде креста, у нас христианин старается избегать всяческих наколок и всё-таки носить нательный крестик. Это будет более правильно, скажем так. В отношении татуировок – нужно очень серьёзно подумать – а зачем? Ради бахвальства такого? Крест нам всё же дан как оружие победы над смертью, а к оружию надо относиться серьёзно.
Вот почему мы, когда учим креститься детей, говорим, что всё нужно делать благоговейно, не просто руками махать, как мечом обоюдоострым, нельзя так – им можно порезаться. Как с мечом, топором боевым, нужно умение владеть, и владеть твёрдой рукой. Так же и крестное знамение мы наносим с верою, благоговейно начертывая на себе правильное изображение креста.

Александр: А если, например, лежачий человек, парализованный, не может этого сделать?

Отец Александр: не обязательно это делать внешне, можно сделать мысленно. Бывают ситуации, когда идёшь мимо храма, а руки заняты авоськами. Что тут, бросать авоськи, начинать размашисто креститься? Нет, можно мысленно осенить себя крестным знамением. Если ты с верой это сделаешь – ничуть не будет хуже.

Александр: Некоторые негодуют, что посещая болящего, священник берёт деньги. Как вы это прокомментируете? Речь ведь идёт о добровольном пожертвовании, сколько хотите?

Отец Александр: Дело в том, что люди в большинстве своём воспринимают вообще все взаимоотношения чисто меркантильно: покупаю-продаю. И почему-то, когда обращаются к ним, они говорят: «А что я должен делать бесплатно? Это моя работа. Я вот столько-то сделал – это моя зарплата». В то же время, когда касается других — не важно даже, священника или нет: «А что это вы так дорого берёте? Ваша работа не стоит столько!» забывая о том, что любой труд должен вознаграждаться. Исполнение треб священником – это тоже работа.
Мы – христиане, должны относиться к этому по-другому. Потому что священник идёт служить Богу, а не зарабатывать. Хотя труд священника иногда не под силу многим. Поэтому иногда говорят, что легче вагон разгрузить, чем нести на себе тяжесть того креста, которые несёт на себе священник. Апостол Павел говорит: «Служащий алтарю от алтаря питается». Когда священник приходит причащать больного, и больной жертвует — это знак его благодарности, признательности за ту помощь, оказанную священником. Пусть выраженный через деньги как эквивалент труда или продукты, например. В этом нет ничего плохого и предосудительного.
Другой вопрос – неправильно, когда священник начинает требовать вознаграждения себе или, когда человек говорит: «А что ты тут ждешь, это твоя обязанность вообще. Причастил меня? И всё, свободен, иди отсюда». И с той стороны, и с другой, это неверно.
Ну, точно так же, как в отношениях общечеловеческих, не только со священником: хорошо, когда мы умеем благодарить, и не хорошо, когда мы требуем себе благодарность, в силу тех обстоятельств, в которых мы находимся.
Многие сейчас в миру скажут: «Ну а как же? Как же тогда прожить? Мы ж с голоду помрём, если не будем требовать своё. Нам тогда никто ничего не даст!» Ну, страх мирского человека, неверующего, понятен. Он надеется только на то, что: «А я сейчас кулаком постучу, правильные слова скажу, по закону востребую». Но для верующего человека есть другой момент: нравственный и духовный, что если мы со смирением воспринимаем ситуацию, сами делаем добро, но в ответ ждём, а не требуем благодарности – то Господь очень часто вознаграждает там, где мы даже не ожидаем. Если этот человек не отблагодарил, то Господь пошлёт другого, который в 10 – в 100 раз больше даст.
Важно понять вот этот момент: умение быть благодарным и не требовать благодарности себе.


Александр: Почему некоторые верующие до сих пор относятся к инвалидам как к одержимым? Даже покойный Д. Смирнов – священник — высказался как-то, что инвалиды нужны, чтобы полноценные люди могли проявить милосердие. Это что: в рай на чужом горбу?

Отец Александр: Надо в контексте смотреть, что там была за беседа с отцом Дмитрием, как он отвечал. Но мне кажется, что речь идёт не о том, чтобы в рай въехать на чужом горбу. Как я уже сказал, отвечая на первые вопросы «почему Господь попускает болезни, почему рождаются больные дети, кто виноват», мы не знаем, искать виноватого нет смысла, потому что есть ситуации, когда, действительно, кто-то виноват: родители ли употребляли наркотики, алкоголь – родился ребёнок больной, или случайность какая-то, производственная травма — и человек стал инвалидом. Разные ситуации, и кто виноват? Помнишь, как в Евангелии Господь про слепого говорит, когда апостолы спрашивают: Кто виноват? Родители или он сам? Да нет, — говорит Он, — никто не виноват. Просто Господь попустил, чтобы на нём явилась слава Божья. Вот и всё. И в данном случае, когда мы говорим, что те, кто не больны, не инвалиды, увидев рядом с собой человека, ставшего инвалидом, могут, действительно, проявить своё милосердие, оказать помощь, то да, тогда их доброе дело поможет и им самим на страшном суде. Это не значит, что в рай на чужом горбу. Как мы уже сказали, Господь будет в целом судить. А с другой стороны – разве плохо, если проявление милосердия спасёт душу? Разве это плохо, что Господь через вроде бы немощного, обездоленного обратил ко спасению того, кто, может, здоров снаружи, но инвалид — в душе? Это ведь тоже прекрасно. Поэтому в данном отношении мы должны вновь переходить в контекст личной ответственности: я не могу ответить за твои грехи, а ты не ответишь за мои.
Даже родители и дети не отвечают за грехи друг друга. Мы уже говорили, как пример, что если родители пьют, курят, употребляют наркотики, и у них рождается ребёнок-инвалид то ребёнок не несёт ответственности за грехи родителей, но несет последствия этих грехов, которые проявляются в полной мере через боль, страдания, лишения, но не ответственность!
Господь ведь не спросит: «Почему твои родители пили, курили?» Нет. Он спросит: «Почему ты, радость Моя, не научился любить, не простил, не оказал милосердие, озлобился, ожесточился? Не понёс со смирением то, что тебе дано?» Поэтому Господь и даёт человеку с инвалидностью нести свой очень тяжёлый крест, идя ко спасению.
Можно спросить: а почему у одних — так, у других – не так? Мы не знаем. Мы не можем воспринять и понять почему. Это выше нашего разумения. Мы знаем, что одному спасителен один путь, а другому – другой.
Можно привести такой пример: приходят к врачу два пациента, у обоих живот болит. Одному врач говорит: «Так тебе срочно взять путёвку на Минводы, на солнышке полежать, минералку попить, сменить климат, срочно отдохнуть». А другого осмотрел и — срочно под нож, на операционный стол. Почему врач такой несправедливый? Одного на курорт, другого под нож? А оказывается, у одного просто язва обострилась, ему нужно подлечиться, успокоиться и вылечить её, пока ещё не критично, еще не надо резать. А у другого — гнойный аппендицит, и, если его срочно не прооперировать, человек может умереть. Вот и Господь, в масштабах вечности, видит каждого из нас, что нам спасительней, что нам полезнее. Потому что Он истинный врач душ и телес. Он лучше нас знает, что нам спасительнее.
Мы иногда не понимаем это, мы очень часто не можем принять и смириться с этим, от этого все наши беды, внутренние, духовные проблемы. А Господь говорит: «Научитесь от Меня, яко кроток и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим». А дальше говорит про иго.

Смирение говорит о силе…

Александр: А что значит смириться со своей болезнью? Я долгое время был вообще лежачим, и врачи говорили, что я сидеть даже никогда не буду, я через силу встал. И получается, я не смирен?

Отец Александр: Здесь нужно осознавать разницу в понимании смирения. Вот как раз ты на каком-то этапе смирился со своей болезнью и начал активно бороться с ней, преодолевать её в тех рамках, в которых ты можешь это сделать. Если бы ты не смирился, а отчаялся, то ты бы ничего делать не стал и давно бы превратился в совсем лежачего, если бы вообще еще жив был.
Смирение заключается не в том, чтобы сдаться перед болезнью, а смирение заключается в том, чтобы не обозлиться, не роптать, не обидеться на Бога. Со смирением принять тот крест, который тебе дан и нести его: «Да, ну, вот такой. Вот так случилось». Это не только в отношении болезни с детства. А например здоровый человек — спортсмен — и вдруг, несчастный случай, без ног остался или еще что-то. Инвалид. Как не сдаться? Многие начинают пить, проклинать мир, озлобляются, ожесточаются. Они, значит, сдались, не смирились с болезнью, они не приняли этот крест. Да, никто не говорит, что это нормально, это правильно – нет, это больно, это плохо, это страшно.
Ну, или например, возьмём не телесное, в жизни очень часто бывает: потерял человек работу и озлобился на весь мир. «Все такие плохие, все вокруг меня ненавидят, а я такой несчастный!» — и сидит сложа руки, ждёт, когда же манна небесная… «А, Господи, почему же ты так мне посылаешь?» — что он смиренный? Да нет, он просто слабый, он не хочет бороться, а смирением там даже не пахнет. Потому что он ропщет, он негодует, он злится, озлобляется, осуждает весь мир.
Поэтому смирение – это там, где любовь. Смирение не говорит о слабости, смирение говорит о силе.

Александр: По телевиденью показывали, как над некоторыми детьми с ДЦП проводился обряд экзорцизма, они пугались, у них усиливались судороги, гиперкинезы, что, видимо, воспринималось как проявление беснования, хотя по факту было не более чем реакцией больной нервной системы. Как вы относитесь к такого рода практикам?

Отец Александр: В православной церкви стараются очень осторожно и трезво относиться и к подобным практикам, и к подобным ситуациям, потому что далеко не всегда болезнь – проблема с ДЦП или другими заболеваниями связаны именно с духовными повреждениями. Экзорцизм – это всё-таки изгнание дьявола, уж не знаю, насколько это необходимо, но бывает в практике, когда люди дают власть над собой духам зла, духовно повреждаются и враг рода человеческого мучает их. Господь тогда даёт силы и власть священнику, далеко не всем, чтобы он через молитвы освободил метущуюся душу от власти демонов, от власти дьявола.
Но опять же, даже когда дьявол завладевает душой – это не просто так. Здесь, с одной стороны, идёт попущение Божье, с другой – согласие и принятие самим человеком. В Евангелии ведь не зря Господь показывает ситуацию с Гадаринским бесноватым, когда легион бесов, даже чтобы в свиней войти, спрашивал разрешения у Бога. То есть они не имеют власти более чем попустит им Господь.
Поэтому, когда человек отвергает Бога, когда говорит: «Я сам свободен», — и разрешает дьяволу завладеть его душой – тогда могут быть такие случаи, но Господь настолько милосерден, что до конца хранит человека, оставляя возможность спасения. Бывают случаи которые описываются в житиях святых, в истории Церкви, когда Господь попускает дьяволу в какой-то степени овладеть душой человека для того, чтобы через это испытание привести человека ко спасению.
В качестве примера можно вспомнить случай из жития преподобного Серафима Саровского. Был у него духовный сын, духовное чадо граф Мотовилов. Он очень хотел быть и после смерти с батюшкой, очень любил, почитал преподобного Серафима. И увидев однажды сцену одержимости, он дерзновенно сказал Богу: «Я исповедаюсь, причащаюсь, хотел бы я посмотреть, как это бес в меня войдёт». Батюшка ему сказал: «Побойся Бога, что ты говоришь? Нельзя так говорить». Это не дословно, можно в житии посмотреть, почитать более подробно. Но суть в том, что Господь попустил, и граф Мотовилов испытал на себе, и три геенские (адские) муки, и геенну огненную, и холод нескончаемый. Об этом свидетельствовали – жгли ему ладонь свечей и не могли ни на один градус поднять температуру. Потом по молитвам батюшки и многих верующих Господь запретил бесу сильно мучить, но страдания его продолжались до самой смерти.
Он, до конца жизни неся смиренно этот крест, полученный по своей дерзости, сподобился быть вместе с батюшкой в Царствии Небесном.


Поэтому в православной церкви в этом вопросе очень разумно и трезво стараются относиться к таким проявлениям. И я, например, считаю, что духовенству, священникам, очень осторожно нужно вообще и отправлять людей на отчитки, а уж тем более самим заниматься этим. Потому что это очень серьёзный вопрос, и далеко не все, кто сразу чуть что бежит на отчитку, прав (это не нормально).

Продолжение следует

Александр Меркушев
специально для Агентства Особых Новостей (on24.media).

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *