У Бога более широкое и глубокое понимание здоровья.
Александр: Почему соборование, таинство исцеления церковного не всегда помогает? Ведь в послании ап. Иакова нет слова «возможно». «Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь».
Отец Александр: Да. Всё верно. А мы всегда соответствуем полноте смысла этих слов? Мы все приходим с такой верой? Мы хотим чуда, но «молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь». Восставит – не всегда в буквальном смысле на ноги, восставит иногда и духовно, восставит не только для временной, но и для вечной жизни. Опять же, по молитве веры. И бывает много таких чудес, значит, это зависит от целого ряда факторов. От веры болящего, от веры пресвитеров, которые совершают молитву, и от того, в каком смысле на данный момент Господь считает восстановление человека необходимым. Это может быть восстановление не телесное, а духовное. А может быть и телесное. И мы знаем много случаев, когда действительно еле до храма доходили, после соборования выздоравливали. А иногда выздоравливали духовно.
В традиции церкви были периоды, когда соборовали практически перед смертью, потому что молитвы соборования в первую очередь направлены на выздоровление духовное, ну и телесное — да, но духовное первостепенно. Поэтому здесь нельзя воспринимать буквально: «А я вот пособоровался, меня маслицем помазали, а у меня тут чирей не прошёл, и бегать я, как козлик, не стал», не всегда так. У Бога — более широкое и глубокое понимание здоровья.
У нас же часто, как идут собороваться? «Меня кто-то сглазил, тут я болею, тут я чихаю…» — и большинство идёт зачем? За чудом. «Вот я сейчас помолюсь, и будет мне хорошо телесно», Человек часто и не собирается меняться — но тот, кто действительно с верой идёт, – получает. И духовное выздоровление, и телесное. Нужно понимать, что таинство нам дано, чтобы мы очистили свою душу, изменились внутренне, в первую очередь. А внешнее – следствие внутреннего.
Александр: Обязательно ли инвалиду носить крестик, если есть риск травматизма (зацепит больными руками, верёвочка запутается – задушится, поранится – в таком ключе)?
Отец Александр: Если ты крестик вешаешь на шёлковую веревку или парашютную стропу, чтобы не порвалось, – ты можешь причинить себе вред. Крест – это не просто символ нашего спасения, это знамя победы над смертью, это оружие победы над смертью, которое дал нам Господь. Мы крест носим как свидетельство того, что мы христиане. Поверь, я в своей практике, 25 лет в сане, не знаю случая, чтобы младенец или инвалид запутался в крестике и причинил себе вред, никогда о таком не слышал. Разумно надо подходить: не надо вешать пудовый крест на золотую цепь в несколько пальцев толщиной, чтобы не повредить позвоночник. Достаточно небольшой аккуратный крестик, на тонкую вполне прочную ниточку, которая в случае экстремальной ситуации легко порвётся, вот и всё. Разумно подходить – и всё. А то, что инвалиду – не инвалиду, младенцу или нет – если я — христианин – я ношу крест.
Александр: А допустимы ли аналоги? Например, в эфиопской церкви делают татуировки вместо нательного крестика.
Отец Александр: Есть такое, да, а копты на руке делают татуировку как свидетельство своей принадлежности к христианству. Это особенности условий жизни отдельных народов. У нас в России не принято колоть наколки в виде креста, у нас христианин старается избегать всяческих наколок и всё-таки носить нательный крестик. Это будет более правильно, скажем так. В отношении татуировок – нужно очень серьёзно подумать – а зачем? Ради бахвальства такого? Крест нам всё же дан как оружие победы над смертью, а к оружию надо относиться серьёзно.
Вот почему мы, когда учим креститься детей, говорим, что всё нужно делать благоговейно, не просто руками махать, как мечом обоюдоострым, нельзя так – им можно порезаться. Как с мечом, топором боевым, нужно умение владеть, и владеть твёрдой рукой. Так же и крестное знамение мы наносим с верою, благоговейно начертывая на себе правильное изображение креста.
Александр: А если, например, лежачий человек, парализованный, не может этого сделать?
Отец Александр: не обязательно это делать внешне, можно сделать мысленно. Бывают ситуации, когда идёшь мимо храма, а руки заняты авоськами. Что тут, бросать авоськи, начинать размашисто креститься? Нет, можно мысленно осенить себя крестным знамением. Если ты с верой это сделаешь – ничуть не будет хуже.
Александр: Некоторые негодуют, что посещая болящего, священник берёт деньги. Как вы это прокомментируете? Речь ведь идёт о добровольном пожертвовании, сколько хотите?
Отец Александр: Дело в том, что люди в большинстве своём воспринимают вообще все взаимоотношения чисто меркантильно: покупаю-продаю. И почему-то, когда обращаются к ним, они говорят: «А что я должен делать бесплатно? Это моя работа. Я вот столько-то сделал – это моя зарплата». В то же время, когда касается других — не важно даже, священника или нет: «А что это вы так дорого берёте? Ваша работа не стоит столько!» забывая о том, что любой труд должен вознаграждаться. Исполнение треб священником – это тоже работа.
Мы – христиане, должны относиться к этому по-другому. Потому что священник идёт служить Богу, а не зарабатывать. Хотя труд священника иногда не под силу многим. Поэтому иногда говорят, что легче вагон разгрузить, чем нести на себе тяжесть того креста, которые несёт на себе священник. Апостол Павел говорит: «Служащий алтарю от алтаря питается». Когда священник приходит причащать больного, и больной жертвует — это знак его благодарности, признательности за ту помощь, оказанную священником. Пусть выраженный через деньги как эквивалент труда или продукты, например. В этом нет ничего плохого и предосудительного.
Другой вопрос – неправильно, когда священник начинает требовать вознаграждения себе или, когда человек говорит: «А что ты тут ждешь, это твоя обязанность вообще. Причастил меня? И всё, свободен, иди отсюда». И с той стороны, и с другой, это неверно.
Ну, точно так же, как в отношениях общечеловеческих, не только со священником: хорошо, когда мы умеем благодарить, и не хорошо, когда мы требуем себе благодарность, в силу тех обстоятельств, в которых мы находимся.
Многие сейчас в миру скажут: «Ну а как же? Как же тогда прожить? Мы ж с голоду помрём, если не будем требовать своё. Нам тогда никто ничего не даст!» Ну, страх мирского человека, неверующего, понятен. Он надеется только на то, что: «А я сейчас кулаком постучу, правильные слова скажу, по закону востребую». Но для верующего человека есть другой момент: нравственный и духовный, что если мы со смирением воспринимаем ситуацию, сами делаем добро, но в ответ ждём, а не требуем благодарности – то Господь очень часто вознаграждает там, где мы даже не ожидаем. Если этот человек не отблагодарил, то Господь пошлёт другого, который в 10 – в 100 раз больше даст.
Важно понять вот этот момент: умение быть благодарным и не требовать благодарности себе.
Александр: Почему некоторые верующие до сих пор относятся к инвалидам как к одержимым? Даже покойный Д. Смирнов – священник — высказался как-то, что инвалиды нужны, чтобы полноценные люди могли проявить милосердие. Это что: в рай на чужом горбу?
Отец Александр: Надо в контексте смотреть, что там была за беседа с отцом Дмитрием, как он отвечал. Но мне кажется, что речь идёт не о том, чтобы в рай въехать на чужом горбу. Как я уже сказал, отвечая на первые вопросы «почему Господь попускает болезни, почему рождаются больные дети, кто виноват», мы не знаем, искать виноватого нет смысла, потому что есть ситуации, когда, действительно, кто-то виноват: родители ли употребляли наркотики, алкоголь – родился ребёнок больной, или случайность какая-то, производственная травма — и человек стал инвалидом. Разные ситуации, и кто виноват? Помнишь, как в Евангелии Господь про слепого говорит, когда апостолы спрашивают: Кто виноват? Родители или он сам? Да нет, — говорит Он, — никто не виноват. Просто Господь попустил, чтобы на нём явилась слава Божья. Вот и всё. И в данном случае, когда мы говорим, что те, кто не больны, не инвалиды, увидев рядом с собой человека, ставшего инвалидом, могут, действительно, проявить своё милосердие, оказать помощь, то да, тогда их доброе дело поможет и им самим на страшном суде. Это не значит, что в рай на чужом горбу. Как мы уже сказали, Господь будет в целом судить. А с другой стороны – разве плохо, если проявление милосердия спасёт душу? Разве это плохо, что Господь через вроде бы немощного, обездоленного обратил ко спасению того, кто, может, здоров снаружи, но инвалид — в душе? Это ведь тоже прекрасно. Поэтому в данном отношении мы должны вновь переходить в контекст личной ответственности: я не могу ответить за твои грехи, а ты не ответишь за мои.
Даже родители и дети не отвечают за грехи друг друга. Мы уже говорили, как пример, что если родители пьют, курят, употребляют наркотики, и у них рождается ребёнок-инвалид то ребёнок не несёт ответственности за грехи родителей, но несет последствия этих грехов, которые проявляются в полной мере через боль, страдания, лишения, но не ответственность!
Господь ведь не спросит: «Почему твои родители пили, курили?» Нет. Он спросит: «Почему ты, радость Моя, не научился любить, не простил, не оказал милосердие, озлобился, ожесточился? Не понёс со смирением то, что тебе дано?» Поэтому Господь и даёт человеку с инвалидностью нести свой очень тяжёлый крест, идя ко спасению.
Можно спросить: а почему у одних — так, у других – не так? Мы не знаем. Мы не можем воспринять и понять почему. Это выше нашего разумения. Мы знаем, что одному спасителен один путь, а другому – другой.
Можно привести такой пример: приходят к врачу два пациента, у обоих живот болит. Одному врач говорит: «Так тебе срочно взять путёвку на Минводы, на солнышке полежать, минералку попить, сменить климат, срочно отдохнуть». А другого осмотрел и — срочно под нож, на операционный стол. Почему врач такой несправедливый? Одного на курорт, другого под нож? А оказывается, у одного просто язва обострилась, ему нужно подлечиться, успокоиться и вылечить её, пока ещё не критично, еще не надо резать. А у другого — гнойный аппендицит, и, если его срочно не прооперировать, человек может умереть. Вот и Господь, в масштабах вечности, видит каждого из нас, что нам спасительней, что нам полезнее. Потому что Он истинный врач душ и телес. Он лучше нас знает, что нам спасительнее.
Мы иногда не понимаем это, мы очень часто не можем принять и смириться с этим, от этого все наши беды, внутренние, духовные проблемы. А Господь говорит: «Научитесь от Меня, яко кроток и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим». А дальше говорит про иго.
Смирение говорит о силе…
Александр: А что значит смириться со своей болезнью? Я долгое время был вообще лежачим, и врачи говорили, что я сидеть даже никогда не буду, я через силу встал. И получается, я не смирен?
Отец Александр: Здесь нужно осознавать разницу в понимании смирения. Вот как раз ты на каком-то этапе смирился со своей болезнью и начал активно бороться с ней, преодолевать её в тех рамках, в которых ты можешь это сделать. Если бы ты не смирился, а отчаялся, то ты бы ничего делать не стал и давно бы превратился в совсем лежачего, если бы вообще еще жив был.
Смирение заключается не в том, чтобы сдаться перед болезнью, а смирение заключается в том, чтобы не обозлиться, не роптать, не обидеться на Бога. Со смирением принять тот крест, который тебе дан и нести его: «Да, ну, вот такой. Вот так случилось». Это не только в отношении болезни с детства. А например здоровый человек — спортсмен — и вдруг, несчастный случай, без ног остался или еще что-то. Инвалид. Как не сдаться? Многие начинают пить, проклинать мир, озлобляются, ожесточаются. Они, значит, сдались, не смирились с болезнью, они не приняли этот крест. Да, никто не говорит, что это нормально, это правильно – нет, это больно, это плохо, это страшно.
Ну, или например, возьмём не телесное, в жизни очень часто бывает: потерял человек работу и озлобился на весь мир. «Все такие плохие, все вокруг меня ненавидят, а я такой несчастный!» — и сидит сложа руки, ждёт, когда же манна небесная… «А, Господи, почему же ты так мне посылаешь?» — что он смиренный? Да нет, он просто слабый, он не хочет бороться, а смирением там даже не пахнет. Потому что он ропщет, он негодует, он злится, озлобляется, осуждает весь мир.
Поэтому смирение – это там, где любовь. Смирение не говорит о слабости, смирение говорит о силе.
Александр: По телевиденью показывали, как над некоторыми детьми с ДЦП проводился обряд экзорцизма, они пугались, у них усиливались судороги, гиперкинезы, что, видимо, воспринималось как проявление беснования, хотя по факту было не более чем реакцией больной нервной системы. Как вы относитесь к такого рода практикам?
Отец Александр: В православной церкви стараются очень осторожно и трезво относиться и к подобным практикам, и к подобным ситуациям, потому что далеко не всегда болезнь – проблема с ДЦП или другими заболеваниями связаны именно с духовными повреждениями. Экзорцизм – это всё-таки изгнание дьявола, уж не знаю, насколько это необходимо, но бывает в практике, когда люди дают власть над собой духам зла, духовно повреждаются и враг рода человеческого мучает их. Господь тогда даёт силы и власть священнику, далеко не всем, чтобы он через молитвы освободил метущуюся душу от власти демонов, от власти дьявола.
Но опять же, даже когда дьявол завладевает душой – это не просто так. Здесь, с одной стороны, идёт попущение Божье, с другой – согласие и принятие самим человеком. В Евангелии ведь не зря Господь показывает ситуацию с Гадаринским бесноватым, когда легион бесов, даже чтобы в свиней войти, спрашивал разрешения у Бога. То есть они не имеют власти более чем попустит им Господь.
Поэтому, когда человек отвергает Бога, когда говорит: «Я сам свободен», — и разрешает дьяволу завладеть его душой – тогда могут быть такие случаи, но Господь настолько милосерден, что до конца хранит человека, оставляя возможность спасения. Бывают случаи которые описываются в житиях святых, в истории Церкви, когда Господь попускает дьяволу в какой-то степени овладеть душой человека для того, чтобы через это испытание привести человека ко спасению.
В качестве примера можно вспомнить случай из жития преподобного Серафима Саровского. Был у него духовный сын, духовное чадо граф Мотовилов. Он очень хотел быть и после смерти с батюшкой, очень любил, почитал преподобного Серафима. И увидев однажды сцену одержимости, он дерзновенно сказал Богу: «Я исповедаюсь, причащаюсь, хотел бы я посмотреть, как это бес в меня войдёт». Батюшка ему сказал: «Побойся Бога, что ты говоришь? Нельзя так говорить». Это не дословно, можно в житии посмотреть, почитать более подробно. Но суть в том, что Господь попустил, и граф Мотовилов испытал на себе, и три геенские (адские) муки, и геенну огненную, и холод нескончаемый. Об этом свидетельствовали – жгли ему ладонь свечей и не могли ни на один градус поднять температуру. Потом по молитвам батюшки и многих верующих Господь запретил бесу сильно мучить, но страдания его продолжались до самой смерти.
Он, до конца жизни неся смиренно этот крест, полученный по своей дерзости, сподобился быть вместе с батюшкой в Царствии Небесном.
Поэтому в православной церкви в этом вопросе очень разумно и трезво стараются относиться к таким проявлениям. И я, например, считаю, что духовенству, священникам, очень осторожно нужно вообще и отправлять людей на отчитки, а уж тем более самим заниматься этим. Потому что это очень серьёзный вопрос, и далеко не все, кто сразу чуть что бежит на отчитку, прав (это не нормально).
Продолжение следует
Александр Меркушев
специально для Агентства Особых Новостей (on24.media).